Ксения чилингарова биография. Ксения чилингарова

1 год назад

С оздательница бренда Arctic Explorer и дочь российского полярного исследователя Артура Николаевича Чилингарова Ксения Чилингарова рассказала о детстве в знаменитой семье и о том, как решилась на радикальные перемены.

О семье

В детстве я не чувствовала себя особенной (за исключением того, что была очень смуглым ребенком в окружении светленьких девочек), но понимала, что у меня особенный папа, герой, который путешествует в места, куда не ступала нога человека (папа Ксении - герой Советского союза и президент Государственной полярной академии - прим. ред.). Для меня он был настоящим Индианой Джонсом. Именно поэтому в детстве меня так восхищала книга «Два капитана», от которой веет истинным, безумным романтизмом. Ведь перед глазами каждый день был такой простой настоящий романтик. Но не могу сказать, что «Два капитана» была моей настольной книгой. В определенном возрасте в моей голове скорее «маячил» мистер Дарси из «Гордости и предубеждения».

О папе

Мой папа не особенно разговорчивый человек в отличие от его друга Юрия Сенкевича. Он был очень хорошим рассказчиком! Папа же - молчаливый суровый полярник, но если и начинает что-то вспоминать, то обязательно душераздирающее: как ломалась льдина, а команда дрейфовала и боролась за жизнь. Мама в это время только говорит: хорошо, что я не знала об этом заранее. Недавно после выхода фильма «Движение вверх», папа рассказывал о личном знакомстве с Сергеем Беловым, о том, как познакомился с ним на Олимпиаде.

Помню, как он привозил смешные вещи из путешествий. Вроде яйца пингвина. В отличие от современных детей у нас не было телефонов, поэтому мы очень много фантазировали.

Один раз папа привез живого огромного попугая из Никарагуа. Мы назвали ее Нора Гваделупа и прожили с ней шесть лет, а после мама отдала ее птичнику, потому что попугай был редким и требовал очень внимательный уход.

Сейчас папе 78 и он опять планирует куда-то ехать. Конечно, мы переживаем, но кто нас будет слушать. Мы волнуемся, а Артур Николаевич делает. Я понимаю, что без путешествий он не может жить.

Ведь у нас у всех есть что-то, от чего загораются глаза. Для моего папы мотор - это Арктика и Север.

О воспитании

Мой папа строгий. Мне никогда ничего не запрещали, но было понятно, что «нельзя!». В возрасте тинейджера было обидно, когда не пускали на школьные дискотеки, на вечеринки к друзьям. Поездки вообще нужно было согласовывать за месяц. Сразу были вопросы: с кем, куда, почему? Тут вступала мама: «Они едут девочками, все приличные!». Так что, да, была в моем детстве легкая тирания.

Дмитрий Коган родился 1978 года в октябре в Москве. Его отец был известным дирижером, а мама — пианистка. Дедушка (Леонид Коган) являлся отличным скрипачом, а бабушка (Елизавета Гипельс) — знаменитая скрипачка.

Мальчик начал заниматься музыкой с 6 лет, а также учился в Консерватории П. Чайковского. В 1996 году Дмитрий окончил школу и стал студентом двух вузов — Академии им. Яна Сибелиуча в Хельсинки и Московской консерватории. В 10 лет мальчик смог выступить с симфоническим оркестром. С 1997 года известный скрипач гастролирует по странам Азии, СНГ, Австралии, Америки, Европы.

Творчество

В 1998 году Коган становится солистом Московской филармонии. Дмитрий за всю свою творческую жизнь поучаствовал во многих Международных фестивалях, записал 8 альбомов, а также цикл из 24 каприсов великого Паганини, который могут выполнить несколько скрипачей во всем мире.

В 2006 году опытный скрипач стал Лауреатом музыкальной премии международного уровня Da Vinci. Затем он несколько лет до 2010 года путешествует по России и дает сольные концерты. Так в 2010 году мужчина стал Заслуженным артистом России.

Личная жизнь

Дмитрий Коган женился на светской львице Ксении Чилингаровой. Поженились они в 2009 году, а до свадьбы несколько лет жили вместе. Но через некоторое время пара рассталась, так как не сошлись характерами. Дмитрий сказал, что Ксения часто ходила на светские тусовки, которые он не переносит. Супруги расстались мирно и без лишних скандалов.

Дмитрий Коган и его жена

Дмитрий Коган — причина смерти

Дмитрий Коган ушел из жизни в 38 лет — 29 августа 2017 года. Причиной смерти стало онкологическое заболевание. О смерти знаменитого российского скрипача сообщила ассистент Жанна Прокофьева.

Дмитрий Коган был одним из самых известных и любимых скрипачей современности. Он активно занимался благотворительностью, вел гастрольную деятельность, издал большое количество альбомов.

Зимой в России перестают существовать все модные тенденции, а главной целью на каждый день становится выжить после вынужденного выхода на улицу. В эти непростые времена мы решили взять интервью у Ксении Чилингаровой - журналистки, дочери путешественника и основательницы самой теплой российской марки Arctic Explorer

Н икто не любит признаваться в своих страхах: быть несгибаемым и отважным в глазах других куда приятнее, чем признаваться в том, что чего-то боишься. Ксения Чилингарова, однако, секрета из своих слабостей не делает. Вот только все ее страхи ничуть не мешают ей ввязываться в авантюры, браться за новые проекты и даже покорять Северный полюс — в преодолении себя журналистка и хозяйка молодой марки Arctic Explorer и видит смысл жизни. Боишься? Это нормально — просто сделай шаг вперед. Такая философия нам очень нравится, тем более что о своих сражениях с собственной нерешительностью Ксения рассказывает ужасно весело. Так же как и обо всем остальном: о своем отце и лучших подарках на свете, которые он привозил из своих путешествий, о попугае по имени Нора и ее маленьком женихе и, конечно, об Arctic Explorer (о своей марке ее владелица может говорить 24 часа в сутки).

Насколько я знаю, вас на открытие марки вдохновил ваш отец, путешественник-полярник. Но как именно, в какой момент вам пришла в голову идея запуска собственного бренда?
Я всегда хотела что-то сделать, чтобы сохранить наследие моего отца, чтобы оно не исчезло и не забылось. Вышедшие книжки — а про него написано уже несколько книг, в том числе и в серии ЖЗЛ — это, конечно, хорошо. Но это все, скажем так, очень суровое, местами чересчур пафосное. Да и по большому счету тома эти просто стоят на полках, не напоминая о себе. А мне хотелось создать что-то живое, чтобы осталось надолго, перешло бы, например, моим детям, потом детям моих детей и поколениями бы оставалось в нашей семье. Наверное, если бы мы жили в Америке, был бы уже какой-нибудь музей...

А сейчас ничего такого нет?
Нет, никакого музея... Эта мысль, о необходимости что-то сделать, меня буквально преследовала, особенно после того, как я вернулась из экспедиции на Северный полюс, которая сильно поменяла мои взгляды на мир. И как-то мой партнер Анатолий (Анатолий Цоир. — Прим. Buro 24/7 ) увидел меня в куртке, которую специально сделали к той поездке, — я в ней гуляла по городу, потому что она была очень теплая, в ней было комфортно, плюс ко всему, вокруг нее еще оставался этот флер путешествий. На ней было написано мое имя, я чувствовала себя крутой полярницей, победившей все свои страхи, преодолевшей невероятные препятствия — в общем, практически героиней блокбастера.
Так вот, Анатолий увидел меня в этой куртке и очень заинтересовался. И когда узнал, что это моя полярная куртка, тоже захотел такую. А изготавливают их только на одном производстве, где еще в советское время обшивали к экспедициям папу. И Анатолий уговорил меня поехать туда, пообщаться с людьми — вот там-то, на месте, когда мы увидели, как они это делают, какое у них качество, нас обоих осенило. В от же оно, лежит на поверхности: нет ведь, по сути, ни одного классного национального бренда, который говорил бы: «Мы производим качественные теплые вещи».

Классного и при этом не мехового точно нет. Не было.
Мы удивились, почему, имея такие традиции производства зимней одежды — реально очень теплой, качественной, — никто этим толком не пользуется. Люди не знают, как это представить, как продвигать, даже какую модель сделать. То есть умеют хорошо шить, но совершенно не умеют себя продавать. И мы поняли, что должны сделать это сами. Это было именно то, что я искала, и то, о чем думал мой партнер: он все время удивлялся, что в России нет какого-то классного бренда мужской одежды.
Так возникла идея, а дальше все понеслось: появились соратники, единомышленники. Например, наша приятельница, очень известный детский иллюстратор Анна Хохлова, которая нарисовала нам лого. Это тоже очень смешная история, потому что она сначала рисовала для лого папин портрет, а потом позвонила нам и сказала: «Нет, это невозможно», — потому что он выходил похожим на какого-то террориста. Решили искать что-то еще, и в итоге кому-то пришла в голову мысль про ледокол. Потому что ледокол — это совершенно уникальный корабль, который прорезает лед, прокладывает путь остальным. И мы так же прокладываем путь всем, кто хочет открывать свой бренд в России. Мы ведь все-все производим здесь, только какие-то детали закупаем в Корее, но это вынужденная мера, потому что тут у нас просто нет фурнитуры.

Мне всегда было интересно, каково это — быть дочерью путешественника, человека, который нечасто бывает дома, а возвращается обязательно с кучей историй. Какие у вас были отношения с отцом, с такой фигурой исчезающей и появляющейся?
Да, все так: дочь путешественника — это девочка, которая действительно редко видит своего отца. Мой папа был не лучшим рассказчиком... Хотя на самом деле, когда у него есть настроение, он может говорить так, что его заслушаешься — веселится, рассказывает шутки-прибаутки, как он летел на самолете и чуть не разбился, а единственное, о чем в этот момент подумал, — зачем женился. И истории про все эти путешествия, про сложности, преодоление каких-то трудностей... Но такое достаточно редко происходило — в основном все, наверное, выдавалось маме, а уже она пересказывала нам. Мама у меня отличница, у нее красный диплом, она из очень интеллигентной семьи: бабушка — директор школы, дедушка — профессор русского языка. Да и сама она по образованию учительница английского. И вот мама нам в лучших сказочных традициях рассказывала о папиных приключениях, и это все выливалось в бесконечную историю, где всегда один-единственный главный герой.
Я не очень понимала, что такое Северный полюс: в 10 лет вы, конечно, знаете, где это находится, но что там происходит, понять сложно. Я, например, долго пыталась разобраться, где живут пингвины, а где белые медведи. В результате разобралась: пингвины на Южном полюсе, медведи — на Северном.

Я вот тоже сейчас пыталась угадать, пока вы говорили, — не угадала.
Вот видите! Многие, кстати, не знают этого. А еще папа всегда привозил домой из своих экспедиций какие-то страннейшие вещи.

Что, например?
Во-первых, — да простят меня экологи! — чучело пингвина у меня есть дома. Еще есть какие-то поделки, которые жители Севера вырезают на бивнях моржей. Вообще папа ездил не только по Северному и Южному полюсам, он по всему миру путешествовал, дружил с Сенкевичем, и они вместе тоже много где побывали. Папа был, например, в Никарагуа — я это хорошо запомнила, потому что оттуда везти было нечего, и он привез попугая.

Настоящего?
Да, настоящего живого попугая. Папа тащил его в коробке, и дома оказалась, что это девочка.

Как бедняга, интересно, выдержала такую долгую дорогу!
Да ничего, эта попугаиха еще долго жила потом с нами, перекусала всех наших родных: она была большая и совершенно не поддавалась дрессировке.

Я слышала, что самки попугаев еще не очень разговорчивые, и их труднее научить говорить, чем самцов.
Наша точно была не болтливой, она немногое умела говорить. Например, кричала «Мама!» как безумная — повторяла за нами с братом. И у нее были две любимые темы: музыка, играющая перед новостями, и телефонный звонок. Она могла делать так «тр-р-тр-р-алло!» безостановочно, пока ее не накроешь тряпкой. А потом мамина подруга решила, что Норе, поскольку она из Никарагуа и в Москве совсем одна, скучно и ей нужен друг. Но такого же друга найти в Советском Союзе было сложно, и она подарила нам волнистого попугайчика. Это была странная пара: большая женщина и небольшой такой мужичок.
В общем, папа всегда появлялся у нас в жизни как праздник. И я жила в таком сказочном, почти выдуманном мире, очарованная этими рассказами о приключениях. З наете, я играла в такую игру в детстве, где я была, естественно, принцессой, а мой папа был богом солнца — бог солнца же все может.

Потрясающее, должно быть, ощущение: папа может все, он такой большой и всемогущий великан.
Если честно, мне сейчас 33 года, а я до сих пор в полной уверенности, что мой папа, конечно, не Супермен, но, возможно, Бэтмен. Супермен все-таки инопланетянин, а вот Бэтмен — реальный человек, который может творить невероятные вещи. Папа, например, несмотря на свой возраст, а ему сейчас 76, ровно шесть лет назад умудрился погрузиться на дно Северного Ледовитого океана. И поставил там флаг, чем вызвал бурю эмоций у всех. Мой приятель из Канады позвонил мне и сказал: «Ты знаешь, что твой папа чуть не начал войну между нашими странами?», — а я ему говорю: «Нет, он исследователь, он просто поставил флаг. Если вы этого не сделали раньше, это ваша проблема».

А вы в детстве себя представляли когда-то его спутницей в этих путешествиях?
У меня были какие-то свои фантазийные путешествия, но я как-то никогда не представляла себя в эти моменты рядом с отцом. Папа не позволял даже думать об этом, он всегда говорил, что женщинам в экспедиции не место!

Серьезно? Но ведь вы же потом все-таки побывали на Северном полюсе?
Ну да, но вы бы знали, как долго мне пришлось его уговаривать! Вообще я, конечно, была комнатным растением: папа так меня любил, что пытался всеми способами оградить от любых препятствий в жизни. Я даже очень долго не умела водить машину, — в принципе, и сейчас не очень умею, — потому что он мне всегда говорил: машина это не нужно, опасно, страшно.

Вот вы удивительный человек — машину до сих пор не водите, потому что опасно-страшно, а на полюсе побывать успели.
У меня на самом деле было много разных страхов, но в один момент я решила, что пора рубить этот узел и как-то бороться с собой. Ведь из этого жизнь и состоит — из борьбы со своими страхами. И я поняла, попав на Северный полюс, что и папа тоже на самом деле всю свою жизнь сражается с ними. И, мне кажется, чем сильнее его страх, тем дальше он забирается. В глубине души он тоже, может, думает: «Я безвольный, я боюсь», — но просто делает шаг. Это такой вот способ борьбы с внутренними демонами.

И вы поступаете по жизни так же.
В какой-то степени да. Например, по профессии я была и остаюсь журналистом. И первым местом моей работы стал журнал «Профиль». Естественно, я, придя туда, хотела писать аналитические статьи, но отправили меня в светскую хронику — для аналитических статей там было энное количество журналистов, а я была просто стажером после института. И первым моим заданием было пойти в итальянское посольство и сделать оттуда репортаж. Я пришла, поняла, что никого здесь не знаю, жутко стесняюсь и вообще вокруг меня толпа каких-то людей — что я буду писать? Я же не могу выдумать все!

Ну кое-кто и так делает!
Да, была у меня такая мысль первая: надо напридумывать что-нибудь! Но я ее быстро отогнала. Мне надо было как-то действовать. А ведь это очень сложно: преодолеть себя, подойти к человеку, представиться. И я вот прямо как сейчас помню, как подошла к кому-то, выбрала его просто методом тыка: «Здравствуйте, я Ксения Чилингарова из журнала "Профиль". Расскажите, что вы делаете на этом мероприятии?» С о временем я расслабилась, и теперь подходить к людям, общаться, начинать разговор мне не составляет никакого труда. Вот такой опыт приобрела.
А еще я всю жизнь боялась высоты и на лыжах кататься научилась очень поздно. Приятельница помогла мне найти инструктора, а он ездил только с профессионалами, чуть ли не два раза был под лавиной. И тут я, взрослая тетя, в первый раз на лыжах. Азы какие-то он мне объяснил и говорит: «Ну, поехали». Завез меня на горку — а там туман, плохая видимость! — и исчез внизу. И я стою с этими палками, лыжами, думаю: «Как ехать, куда, даже не видно ничего». Паника страшная, на глазах слезы. И зачем я это придумала, сидела бы сейчас, пила глинтвейн спокойно, зачем?.. Стою, значит, и мимо меня в этот момент какая-то гусеница из трехлетних, максимум пятилетних детей проезжает спокойненько. И вот тут я говорю себе: «Ксень, возьми себя в руки, ты не тряпка». И спускаюсь вниз — вся зареванная, но спускаюсь. И когда я наконец оказалась внизу, то испытала невероятнейший кайф.

Ваша дизайнерская инициатива — это ведь тоже такой очевидный риск. У вас уже была сложившаяся карьера в другой области, и вдруг вы решили сменить сферу деятельности достаточно резко.
Вы знаете, у меня никогда не было амбиций дизайнера: я журналистка, и меня вполне устраивало просто писать обо всем этом, но чтобы производить... Я понимала, что это очень сложно, что есть свои подводные камни и, главное, огромное количество людей, которые понимают и знают об этой сфере больше, чем я. Я вообще считаю, что каждый человек должен заниматься своим делом. А когда начинаешь хвататься за все подряд, то у тебя все рассыпается. Поэтому я сейчас не пишу никуда, у меня просто нет на это времени.

То есть основное и единственное ваше занятие на данный момент — это Arctic Explorer.
Да, я живу «Арктиком», могу разговаривать об этом 24 часа в сутки. И я очень благодарна Анатолию, который сказал, что, если хочешь заниматься этим вместе со мной, мы должны сами от и до изучить весь процесс. Не то чтобы мы вышивали что-нибудь или на машинке строчили, конечно, нет, мы не шили и не кроили, а, естественно, взяли производство. Но я вот, например, в ужасе узнала, что такое накладная.

То есть и бизнес-вопросами вы решили заняться сами?
Абсолютно. Все, от заказа куртки до ее поставки в магазин, мы с Толей прошли вместе. Даже первый наш склад был у него дома: в комнате лежали куртки, жилетки, мы все перебирали, я заполняла артикулы — все это вручную. Как дети. С другой стороны, сейчас, когда у меня уже работают наемные сотрудники, я могу им все объяснить лучше, чем кто-либо. Я езжу туда, где мы продаемся, — а продаемся мы в ЦУМе и «Цветном» — провожу тренинги с продавцами. Кто, если не я, объяснит им, чем мы отличаемся от конкурентов, на какой температурный режим куртки рассчитаны, из каких они материалов и чем эти материалы особенные. Погружение в процесс занимает достаточно долгое время, мы первый год просто изучали все это, читали исследования наших конкурентов: кто как выходил на рынок, какие были прорывы.
Наши прямые конкуренты Canada Goose, например, начинали с рабочей одежды. Было маленькое производство в Канаде, домашнее — семья владела им много лет, пока не пришел один из сыновей хозяина и не сказал: «Давайте продавать как что-то модное». Рабочая одежда — не только для рабочих, она может быть для людей на улицах или людей, снимающих кино. Так бренд Canada Goose, например, и попал в индустрию — через кино.

У вас, я знаю, тоже есть опыт сотрудничества с кинематографистами. Расскажете?
Да, есть, причем ничего специально мы не придумывали и не готовили. Так сложилось, что Федя Бондарчук, увидев одну нашу куртку, захотел такую себе, и с этого момента мы начали сотрудничать, одели не только его, но и всю команду. Потом появился Резо, который снимал фильм «Без границ» — мы и его команду утеплили. Только они не сказали нам, — это была для нас совершенная неожиданность! — что куртка попала в кадр, и сразу на одном из главных героев. Поэтому когда в кино я это увидела, я прямо в зале начала кричать от радости. Вообще все это, конечно, у меня вызывает дикий восторг. Например, я прихожу в ресторан, вижу в гардеробе свои куртки, и у меня начинается просто истерика радости — особенно в первое время. Я могла прямо там закричать: «Это наша куртка, это наша куртка!» А гардеробщики не могли понять: мол, почему ваша, вы же одетая стоите.

Вот особенно интересно, как очень личный подход к очень личной истории в вас сочетается с таким очень отстраненным отношением к бизнесу. И все в одном человеке — такое редко бывает.
К счастью, Анатолий — человек из финансовой индустрии и с другим складом мышления, он всегда говорит, если меня заносит. И возвращает с небес на землю. Он мой вдохновитель: постоянно восхищается тем, какая я рискованная, как быстро умею принимать решения. Эта способность у меня, видимо, тоже от папы, только мне решать проблемы приходится не на Северном полюсе, а в офисе. В экспедиции от скорости твоей реакции часто зависят жизни всех членов команды. Был, например, один случай, когда ночью, пока все спали, начал ломаться лед — дело было на дрейфующей станции, она дрейфовала до этого целый год. Отец проснулся, услышав треск льда. Времени раздумывать тут нет: у тебя есть буквально секунды, чтобы принять правильное решение. Папа должен был решить, на какой стороне остаться. На одной была дорогая аппаратура для исследований, на другой — склад, на третьей — палатки. Папа, естественно, выбрал ту сторону, где склад и где была вся еда. Все, что успели, перенесли туда, а оборудование бросили. Это было оперативное решение, чтобы выжить в таких суровых условиях.

Бизнес, говорят, тоже занятие не для слабых духом.
Да, особенно в нашей стране — это суровые условия. Закаляют. Мне всегда говорили, что наши производства не держат сроки. Я не верила, а оказалось, что так и есть. При этом у нас, например, работают очень хорошие, реально толковые люди. Переоборудовали старое производство, которое открылось еще в советское время, и пытаются что-то делать. Они шикарные с точки зрения качества, немножко кондовые с точки зрения дизайна и совершенно расслабленные с точки зрения сроков. И твоя задача, если ты что-то у них заказываешь, — сделать так, чтобы они собрались. Чтобы качество осталось тем же, но они это все применили на новый дизайн. И им сложно бывает объяснить, что модели, которые мы делаем, не обязательно будут пошиты в точности по привычному макету полярных курток.

А как именно вы приспосабливаете куртки к повседневной носке? Все-таки в большинстве городов России условия пусть и суровые, но не настолько, как где-нибудь на Северном полюсе.
Мы пытаемся без ущерба для качества убрать какие-то излишки, чтобы сделать куртки более удобными для города, — и для женщин, и для мужчин. Например, чуть-чуть уменьшаем набивку, но при этом сохраняем температурный режим. Более того, я еще пытаюсь поработать с искусственными материалами, потому что хочу немного снизить цену — найти какую-то формулу, которая помогла бы нам стать более доступными.

Я смотрела цены у вас на сайте и подумала как раз, что они уже довольно приемлемые. 30—35 тысяч за такую куртку кажется очень человечной суммой.
Для многих в сегодняшней ситуации все-таки много. Если ты, допустим, зарабатываешь 60 тысяч рублей, для тебя это уже большая сумма. Конечно, мы все равно не сможем конкурировать по цене с какими-то китайскими пуховиками или с Zara — в этой среде мы просто не выживем. Но все-таки пытаемся быть более доступными. На сегодняшний день я стараюсь еще научить наших людей перестать зацикливаться на натуральном мехе: меня раздражает эта опушка, я сама снимаю ее со всех своих курток. Но большинство людей, особенно в регионах, хотят мех.

А над чем еще вы сейчас работаете, что еще скоро изменится в Arctic Explorer?
Cейчас у нас в разработке одна история, которую мы придумали всей командой. Может быть, вы знаете, есть военно-морские флаги и алфавит, в котором каждый флажок — это определенная буква. Он есть на русском, а есть на латинице — это международная система. Мы взяли их за основу и уже к весне, скорее всего, выпустим свитшоты со словами, написанными с помощью флажков. Посмотрим, как это будет. А потом эту же идею хочу использовать для шевронов.

Да, это ведь одна из главных ваших фишек — съемные шевроны.
Это правда, я помешана на шевронах и вообще на идее того, что свою куртку можно преображать, как тебе хочется, после покупки. Это на самом деле арктическая такая история: после каждой экспедиции ты нашиваешь себе шеврон — название экспедиции, год. Как скаутские значки за достижения. Конечно, мы не можем сами просто нашивать шевроны на рукава курткам — человек должен сам этого захотеть, у него должна быть возможность это сделать. Сейчас мы, например, с компанией Disney выпустили шевроны с героями «Звездных войн». То есть у наших клиентов уже сейчас есть возможность снять наше лого (логотип марки с ледоколом тоже вышит на шевроне, который крепится на липучке на плечо. — Прим. Buro 24/7 ) и прикрепить вместо него, например, Дарта Вейдера. Почему-то все помешаны именно на этом персонаже, но я прошу обратить внимание на магистра Йоду — он тоже получился очень милым! Я и сама, кстати, поклонник «Звездных войн», так что ужасно рада, что этот проект состоялся. Это ведь тоже про путешествия, только космические.

И на какой вы, кстати, стороне?
Я, конечно, на светлой, но и темная сторона мне тоже нравится! В ней есть своя привлекательность. По крайней мере мужчины всегда там симпатичные.

Ну симпатичнее магистра Йоды быть несложно.
Это точно. (Смеется.) Только технически я пока не придумала, как это будет. Мне бы хотелось, чтобы это было как у Анны Хиндмарч, чтобы шевроны были как наклейки — это запатентованная техника, и в России пока такого нет. Но я хочу прийти к тому, чтобы продавать куртку голой, без отметок, и чтобы потом каждый мог прикреплять те, которые ему нравятся.

Как альбом для наклеек, знаете, из 90-х.
Да, точно. Или как джинсовая куртка, которую обкалывали значками, обклеивали переводными картинками, обшивали... Но пока это технически невозможно. Если кто-то у себя дома прошьет нашу куртку иглой, то ее испортит — пух начнет лезть.

Вы, кажется, уже выпускали тематические коллекции именно шевронов?
Была коллекция, посвященная освоению Cеверного и Южного полюсов, они шли к куртке «Ледокол», и до сих пор эта модель продается с дополнительными шевронами из этой серии. Мы планируем выпускать и другие серии, посвященные разным памятным событиям. Но пока начнем с сигнальных флажков. Там помимо алфавита есть еще флаги, которые обозначают целые фразы: «Я на буксире» или «Отвези меня на буксире», или «Я сегодня на рейде». В нашей обычной жизни у них есть и двойной смысл, поэтому, кажется, для пятничной тусовки такое может здорово подойти.

А расшифровки будут прилагаться? Ведь как иначе остальные узнают, что вы хотите, чтобы вас отвезли на буксире?
Конечно, мы будем прилагать буклеты! Даже к толстовкам с флагами будет прилагаться описание этого алфавита, чтобы человек мог сам понять, что написано у него на груди.

А вы, кстати, никогда не думали опубликовать рассказы своего отца в виде какой-то детской книги?
Да, думала. У меня сейчас есть одна идея, с детской литературой пока, правда, не связанная. В январе, надеюсь, пройдет встреча с издательским домом, который очень хочет книгу о женах полярников. В том числе, ясное дело, про маму с отцом, но не только — про жену Папанина, например. Собирается материал, который я должна буду изучить и, если договоримся, с радостью возьмусь за это дело. Мне очень понравилась идея, потому что всегда за великим мужчиной стоит женщина.

Или наоборот.
Ну или наоборот. Там вообще есть очень интересные истории. Например, у Амундсена жена была оперной певицей — очень самодостаточной, очень известной. И тем не менее она по году-два жила без мужчины и ждала своего супруга из экспедиций. А у одного российского исследователя-полярника была жена-француженка. Она сначала уехала с ним в Россию, а потом вместе с ним путешествовала и даже не думала сидеть дома. То есть это все очень разные истории, которые, мне показалось, будут интересны читателям.

А женщины-полярники были? Они будут в этой книге?
Были, конечно, но в этой книге их не будет, может, в другой раз. А еще у нас сейчас в планах кино. В октябре выйдет фильм «Ледокол», который снял замечательный режиссер Николай Хомерики по истории, за которую папа получил звезду героя. Про корабль «Сомов», который застрял во льдах, и экспедицию, которую возглавил мой отец, чтобы этот корабль спасти. Это первое. И есть второе: мы сейчас пишем сценарий об истории любви моих родителей, которая началась на Новой Земле, а именно в Амдерме, где родился мой брат. Акушерка уехала в ноябре месяце, в полярную ночь, на съезд акушеров-гинекологов, зная, что у нее роженица, и моя мама рожала вместе с местной жительницей, ненкой. Забавных историй там масса, не буду все раскрывать. Но, в общем, вместе с командой Резо делаем вот такое кино.

Книга, фильмы — не знаю, как вы это все успеваете...
Я и сама не знаю. (Смеется.)